Пересадочная станция - Страница 261

261

Только теперь он почувствовал, что страшно голоден и что хорошо было бы купить чего-нибудь съестного. Правда, денег все равно нет, в карманах — несколько долларов двадцатого века, но здесь на них ничего не купишь. Они годились только для нумизматов.

Сгущались сумерки. Начал репетицию лягушачий хор. Саттон шел вперед. Внезапно его буквально пронзила мысль, что всего лишь пару часов назад он точно так же шел по узкой тропинке в двадцатом веке, и под подошвами его тяжелых башмаков вздымались легкие облачка дорожной пыли. Следы этой белесой пыли до сих пор виднелись на ботинках, как память о той дороге, Память и пыль, подумал он, вот что связывает нас всех с прошлым.

Он приблизился вплотную к холмам и начал подниматься по склону. Ночь была напоена ароматом хвои и запахом лесных цветов.

Преодолев небольшой подъем, Саттон немного постоял, вглядываясь в бархатную нежность ночи. Где-то совсем рядом настраивал свою скрипочку сверчок, а с болота доносилась приглушенная песнь лягушачьей капеллы. Впереди слышался плеск ручья, бежавшего по каменистому руслу. Вода что-то говорила деревьям, поросшим травой берегам, цветам, склонившим к ручью свои сонные головки.

«Как бы мне хотелось остановиться!», — говорила вода. «О, как бы мне хотелось остановиться и поболтать с вами. Но я не могу. Мне надо спешить. У меня нет ни минуты. Я очень тороплюсь».

Совсем, как человек, подумал Саттон. Человек тоже все куда-то торопится. Только его толкают вперед обстоятельства, необходимость, амбиции других суетливых людей, не давая ему остановиться и отдохнуть.

…Он мог поклясться, что не слышал ни звука, когда вдруг кто-то схватил его за руку и дернул в сторону, прочь с тропинки. Саттон попытался нанести неизвестному удар головой, но тот увернулся и сделал подсечку. Саттон моментально оказался на коленях. Человек, не выпуская руки Саттона, быстро склонился над ним.

Недалеко, справа от них, послышалась стрельба.

Чья-то рука зажала ему нос и рот.

Опять! — только и успел подумать Саттон.

И все исчезло — темная фигура неизвестного, стволы деревьев, вспышки выстрелов…

Глава 44

Саттон открыл глаза. Он лежал в постели. В открытое окно залетал ветерок. Комната, стены которой были украшены фантастическими фресками, была наполнена ярким солнечным светом и напоена ароматом цветов. На дереве под окном весело распевала пичуга.

Саттон дал волю своим органам чувств, будто выпустил команду разведчиков, которые должны собрать и сообщить ему любые факторы враждебности. Все здесь было непривычно и незнакомо — странная мебель, слишком яркие рисунки на стенах…

Сознание вернулось к тому моменту, когда его кто-то неожиданно выключил. Выстрелы, рука, закрывшая нос и рот…

Наркотик. Опять все то же. Одурманили… А до этого был хор лягушек, скрипочка сверчка и говорящий ручеек, который спешил куда-то, сам не зная куда.

А еще раньше — разговор с человеком, что сидел за письменным столом, швырял бумажные шарики в чернильницу и разглагольствовал о корпорации…

Фантастика, подумал Саттон.

Да, при ярком солнечном свете вчерашнее казалось дурным сном…

«Вы — единственный, кто стоит у нас на пути», — так сказал Тревор. «Вы — камень на дороге. Вы мешаете людям стать Богами».

Но не все же люди думают так, как Тревор. Не может быть, чтобы все были охвачены этим шовинизмом!

Он вспомнил делегацию из Лиги Борьбы за права андроидов, вспомнил во всех подробностях: оборванца, вертевшего в грязных руках засаленную кепку, даму, сложившую пухлые ручки, на животе…

Эти, конечно, — олухи. Этакие безумные крестоносцы. Их даже андроиды презирают. А все потому, понял Саттон, что люди ни на минуту не могут оставить гордыню, значит, не могут подняться на вершину смирения, что по сути означало бы равенство. Даже члены Лиги, борющейся за равенство андроидов, не могли отказаться от роли руководителей — они хотели руководить теми, кого собирались сделать равными себе.

Как сказал тогда Геркаймер: «Равенство, но не по указу, без вмешательства людей». Но люди понимают равенство только так — по высочайшему дозволению и с постоянным вмешательством.

Да, очень возможно, что жалкая горстка идиотов была в действительности теми единственными людьми, которые хоть чем-то хотели помочь.

Мужчина, тискавший засаленную кепку, пожилая кокетка и отставной звездолетчик, которому время некуда девать…

Но еще есть Ева Армор.

И, может быть, есть другие. Такие, как она. Где-нибудь они есть, и уже сейчас борются вместе с андроидами.

Саттон решил подняться. Он сел, спустил ноги с кровати и обнаружил, что на полу стоят тапочки, вполне подходящие по размеру. Он сунул в них ноги, встал в пошел к зеркалу.

О, боже! На него смотрело чужое лицо! Он готов был поклясться, что это — не он! Он испугался не на шутку. Потом, движимый внезапной догадкой, дотронулся до лба. На лбу было что-то приклеено. Он наклонился поближе к зеркалу — наклейка на лбу была меткой андроида!

Саттон ощупал лицо. Все оно было заклеено пластырем телесного цвета, так что он стал просто неузнаваем, даже для себя самого!

Он отошел от зеркала и вернулся к кровати. Сел и в бессильном отчаянии сжал пальцами край матраса.

Ну вот, допрыгался! Вот тебя уже и в андроида превратили! Взяли человеком, а отдали андроидом. Ничего себе!

Скрипнула дверь.

— Доброе утро, сэр! Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? — смущенно спросил Геркаймер.

Саттон вскочил.

— Так это был ты?

261